— Не доберешься! — Смолярчук наскоро перевязал Витязя, снял шапку, куртку, сапоги и побежал.

Витязь попытался ползти следом за ним. Смолярчук приказал ему оставаться на месте. Овчарка легла, но визжать не перестала.

Старшина не ошибся в расчетах. Диверсант вышел как раз туда, где Смолярчук подрезал ему путь. Тяжело дыша, враг пробирался по глухой горной тропе — с темным лицом, низко подпоясанный кушаком, в расстегнутой до последней пуговицы рубашке, с могучей волосатой грудью. В руках он держал автомат. Невозможно такого взять живьем, но все же надо попытаться. Затаившись в кустах, Смолярчук скомандовал:

— Бросай оружие! Руки вверх!

Диверсант ответил длинной автоматной очередью — наугад, на голос. Смолярчук струей пуль резанул диверсанта по ногам. Тот споткнулся, упал, но, и падая, он стрелял. Когда Смолярчук осторожно выглянул из засады, на лесной тропе уже лежал труп нарушителя. Подняв его автомат, старшина в изнеможении сел на пенек, рукавом гимнастерки вытер мокрый лоб, лицо…

На взмыленной лошади в сопровождении конных пограничников подскакал начальник заставы.

Шапошников подошел к убитому, молча, нахмурившись, посмотрел в его оплывшее, заросшее лицо.

Смолярчук виновато улыбнулся:

оховал я на этот раз, товарищ капитан, не до конца выполнил свою задачу. Хотя бы одного надо было взять живым.

Шапошников перевел строгий взгляд на старшину: жаль, жаль, и эта ниточка оборвалась.

— Отлично выполнили задачу, товарищ Смолярчук. Отлично!.. А где же Витязь? — вдруг спросил он.

— Ранен, товарищ капитан. Ждет меня. Разрешите?…

— Возьмите лошадь, — перебил его Шапошников.

7

События на пятой заставе развивались своим чередом. Опасения генерала Громады были не напрасны: метрах в шестистах от первого, тройного следа нарушителей был обнаружен еще один. Исследовав его, капитан Шапошников пришел к выводу, что главный лазутчик, как и предполагал генерал Громада, прошел здесь, на левом фланге заставы, а там, на правом, действовала лишь отвлекающая группа.

Во главе усиленного наряда, с розыскной собакой, доставленной из штаба комендатуры, капитан Шапошников пошел на преследование.

Следы нового нарушителя были тоже ухищренными: прежде чем пройти по служебной полосе, он накрыл ее резиновой дорожкой, специально изготовленной так искусно, что она оставила на земле очень слабый отпечаток.

Пройдя через полосу, нарушитель, очевидно, свернул свой передвижной резиновый мост в рулон и, уже не прибегая к ухищрениям, начал продвигаться в тыл. Вот его следы. Судя по отпечатку, нарушитель обут в массивные башмаки, на толстой подошве, с резиновыми набойками. Пробирался он осторожно, часто останавливаясь. Он вошел в виноградники колхоза «Заря над Тиссой». Тут, очевидно, ему кто-то помешал, и он вынужден был скрыться в сарае.

Деревянный скособочившийся и подпертый с одной стороны бревном сарай стоял на отшибе, на покатом склоне горы, и его с трех сторон окружала обработанная мягкая земля виноградника. На ее черном покрове хорошо были видны отпечатки башмаков. Следы вели к неплотно прикрытой двери сарая. Обратных следов, говорящих о том, что нарушитель покинул убежище, не было видно.

Инструктор, идущий впереди наряда с собакой, в нерешительности остановился, размышляя, что делать. Пойдешь вместе с овчаркой — напорешься на автоматную очередь. Пустить только овчарку? Но и ей одной несдобровать. Единственно правильное решение, думал инструктор, — окружить сарай и приступить к его штурму. Эту свою последнюю мысль и высказал он начальнику заставы. Шапошников решительно отверг ее.

— А если нарушителя там уже нет? Пока мы будем окружать сарай, он знаете куда может уйти!.. Пустите вперед собаку…

— Товарищ капитан!

Шапошников тихим, властным голосом повторил:

— Пускайте!

Инструктор отстегнул баранчик с ошейника, и овчарка, высоко подняв голову с навостренными ушами, устремилась к сараю. Она подбежала к двери, решительно вставила в темную щель свою клинообразную морду и проскользнула внутрь сарая.

— Видите, никого! — сказал Шапошников.

Собака вернулась и села у ног инструктора, заискивающе поглядывая на него и виляя хвостом. Тот понял ее и протянул руку. Собака раскрыла пасть и выронила на ладонь инструктора патрон от пистолета-автомата. Нарушитель перезаряжал оружие.

Осмотрев сарай, Шапошников обнаружил в его задней стенке пролом. Через него, отдохнув и покурив (были найдены спички и окурок), и ушел нарушитель.

По мере удаления от границы, на твердой земле следы становились все менее заметными, и наконец на каменистой тропе, вьющейся по южному склону, среди виноградников колхоза «Заря над Тиссой», они вовсе пропали. Встав на слепой след, собака вывела пограничников на шоссе и здесь отказалась работать. Похоже на то, что нарушитель воспользовался машиной. А может быть, он только сделал вид, что воспользовался; может быть, пройдя какое-то расстояние по шоссе, он свернул в сторону и сейчас стремительно пробирается глухими тропками, через пригородные сады и виноградники, к Явору.

— Комаров, ищите следы в районе дороги! — приказал Шапошников инструктору.

Собака прошла километра два по левой обочине шоссе, столько же по правой, потом она обыскала обширное пространство, примыкающее к дороге с обеих сторон, но следов нигде не обнаружила.

— Эх, Витязя бы сюда, он бы этот клубок сразу распутал! — сказал кто-то из солдат, следовавших за начальником заставы.

«Да, — подумал Шапошников, — без Витязя нам не обойтись».

— Продолжайте поиск, Комаров, я скоро вернусь… Ремизов, Марчук — на коней!

Кованые копыта разгоряченных лошадей, высекая искры, прозвенели на кремнистом проселке, уходящем в горы, и скоро заглохли в густой предрассветной темноте.

Труд пограничника оценивается не только тем, сумел он или не сумел задержать нарушителей в самый момент перехода границы. Замечательный мастер тот, кто схватил врага, не дав ему пройти по советской земле и десяти шагов. Но хорош и тот солдат, который, обнаружив ухищренный след нарушителя, преследует его три, пять, десять часов, а может быть, и двадцать четыре часа — и все-таки задержит или уничтожит врага. Пусть враг сумел оторваться от преследователей на несколько часов, поставив их в исключительно невыгодные условия, пусть он даже бесследно скрылся — все равно преследование будет продолжаться.

…На рассвете Громада решил сам пройти по следу нарушителя. Рядом с ним шагал и майор Зубавин, прибывший на границу по вызову. За ними на некотором расстоянии шел пограничный наряд.

Громада и Зубавин молча прошли пограничную зону, колхозные сады, поднялись по тропе, разрезающей виноградники, и вышли на автомагистраль в том месте, где розыскная собака отказалась брать след. Тут они, не сговариваясь, остановились, посмотрели влево и вправо — на асфальтовое покрытие дороги, на аккуратные, посыпанные свежим песком обочины, на белые с черным путевые указатели: где-то здесь начался новый, неведомый им путь лазутчика.

Первым нарушил молчание Громада:

— Точно держал курс, мерзавец!

— Да, уверенно шествовал, как у себя дома, — откликнулся Зубавин.

— Вот именно. Значит, хорошо знает местность. Значит, он житель Явора, из эмигрантов, или…

— …или хорошо сориентирован, — продолжал рассуждения генерала Зубавин. — Этот маршрут он наметил себе еще в те дни и недели, когда готовился к переходу границы.

— Возможно, — согласился Громада. — А на дорогу вышел, чтобы замести следы.

— И воспользоваться попутной машиной.

— А может быть, и не попутной…

— Да, — подхватил Зубавин, — не исключено, что его где-нибудь поблизости ждала машина, которая и увезла… Куда?… Видите, товарищ генерал, по ту сторону шоссе домик под красной крышей? Там живет путевой обходчик Певчук. Зайдем?

Путевой обходчик стоял у колодца, снимая с ведра мокрую цепь. Все в этом человеке было твердым, будто вырезанным из гранита: и большая, лобастая голова, и скуластое темное лицо, и жилистая шея, и широкие, кряжистые плечи, и сильные, огромные кисти рук с выпуклостями мозолей.